Правозащитный центр «Вясна» представил обзор нарушений прав женщин в местах лишения свободы в Беларуси. Отчету дали название «Нас решили совсем сжить со свету». Это цитата политзаключенной Валерии Костюговой, такими словами она описывала условия в СИЗО. На презентации, состоявшейся 8 марта, о своем опыте заключения рассказали Яна Журавлева и Ксения Луцкина, пишет «Белсат».
Как пренебрегают особыми потребностями женщин
По данным правозащитников «Вясны», на 1 марта 2025 года в Беларуси было 154 политзаключенных женщины. 1562 женщины были осуждены по политическим статьям с 2020 по 2024 годы. Правозащитники подчеркивают: политических приговоров может быть больше, просто не о всех стало известно.
В течение 2020 — 2024 годов не менее 634 женщин были приговорены к «домашней химии», не менее 348 — к лишению свободы, около 100 — с направлением на «химию». Намного большее число беларусок за этот период подверглись административному преследованию.
Правозащитники обращают внимание, что у женщин есть особые потребности, которыми систематически пренебрегают администрации пенитенциарных учреждений.
Среди таких потребностей:
- доступ к медицинской помощи, включая регулярные гинекологические осмотры;
- сохранение репродуктивного здоровья;
- обеспечение средствами личной гигиены;
- защита от насилия, домогательств и дискриминации со стороны персонала и других заключенных;
- психологическая поддержка и сохранение связей с семьей.
В заключении женщины сталкиваются с унижением, физическими и психологическими пытками по гендерному признаку, сексуализированным насилием. Сотрудники прикасаются к женщинам без их согласия, ставят в неудобные, унижающие их достоинство позы.
«Одна женщина рассказывала, что ее заставляли сидеть на коленях на полу, упираясь лицом в колени сотрудника, что вызывало у нее чувство унижения и стыда», — рассказала представительница «Вясны», документирующая пережитое женщинами.
«Один задирает майку, второй снимает на телефон»
Очень унизительные так называемые голые досмотры — без одежды, в присутствии мужчин, когда женщин заставляют присесть, наклониться.
«И он (сотрудник УВД) просто поставил меня у стены и как стал мне орать в ухо, что моя работа — это сосать у мужиков. Понимаете, я стою, меня просто поливают грязью, что таких, как я, надо убивать, что я недостойна вообще жить, и пошло и поехало, что я бэчебэшная сука, вот в таком вот роде, понимаете?» — приводится в отчете один из рассказов бывшей заключенной.
С момента задержания женщины сталкиваются с оскорблениями и нецензурной бранью в свой адрес. Женщины, пережившие заключение, рассказывали о сексуализированном насилии.
«Они меня не били кулаками. Шлепнули по заднице. Все это сопровождалось угрозами группового изнасилования. Во всех красках описывали, что будет, если не сдам все пароли. Майку задирали. Один задирает, а другой снимает на телефон. Это так унизительно».
«Умывальники они вынесли отдельно и туда поставили камеры видеонаблюдения. А нам же надо было как-то мыться, поэтому приходилось голыми под этими камерами все делать. И когда понимаешь, что на твою голую грудь смотрят мужчины, то это очень неприятно, мягко говоря. Но от этого никуда не деться».
«В МВД на меня была особая инструкция»
Задержания, допросы чаще всего проводят мужчины, и уже это ставит женщин в более уязвимое положение. Это может пугать женщин, они могут чувствовать себя неловко или в опасности, если остаются наедине либо в комнате с несколькими мужчинами, и под давлением могут признаваться в преступлениях, которых не совершали, отмечают правозащитники.
«Мозг не хотел подпускать к себе сексистские шутки, попытки меня подстебать, вопросы, зачем мне в телефоне голые фотографии. Ужасная ситуация, когда ты находишься одна там, когда никто не знает, куда тебя повезли и что с тобой могут сделать. Было страшно осознавать, что с тобой может произойти что угодно, при этом ты не можешь дать физический отпор. Это было осознание, что ты вообще ничего не можешь», — рассказала Яна Журавлева (Яна Журавлева — врач-ветеринар, была задержана 23 ноября 2021 года. Провела за решеткой три года по ст. 342 УК РБ — Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них).
Бывшая политзаключенная журналистка Ксения Луцкина отмечает, что у представителей различных силовых ведомств подход к коммуникации с заключенными отличается, к тому же разрабатываются специальные инструкции (Ксения Луцкина была задержана 22 декабря 2020 года и приговорена к восьми годам лишения свободы по ст. 357 УК РБ — Заговор с целью захвата власти неконституционным путем. Журналистку освободили 20 августа 2024 года по помилованию. В начале марта 2025 года уехала из Беларуси).
«Я знаю, что в МВД на меня была особая инструкция. Мне, например, нельзя было на допросе пить. С Володарки меня вывозили и били лицом о дверь машины. ГУБОП грубый. Они мне говорили, что у меня губы надутые, а грудь — не очень, видимо, денег не хватило. Но это проще переживается, чем психологическое давление от КГБ. На Володарке был такой сотрудник Миша — он стоял и смотрел, как мне делали укол, хотя по инструкции МВД он не имел на это права. Но большинство тех, кто на самом деле знает, что такое сексуализированное и психологическое насилие, все еще сидят на Антошкина», — говорит бывшая политзаключенная.
Самый трудный опыт — у Марфы Рабковой
Самыми тяжелыми для Ксении Луцкиной были первые четыре месяца в СИЗО на Володарке: в 2020 — начале 2021 года там создали режим как в тюрьме.
«На День Воли в 2021 году они ждали осады Володарки и были на военном положении. Дежурный бегал в бронежилете и каске. Одна из женских камер бегала с матрасами, а три мужских — ходили „каруселью“ — со всеми вещами вверх-вниз. Но Володарку никто осадой не взял, режим постепенно стал возвращаться к прежнему. Хотя у меня был рапорт за лежание. Я пришла после укола и прилегла, и на меня составили рапорт, хотя мне можно было прилечь», — вспоминает журналистка.
Но самый тяжелый опыт, по словам Ксении, у правозащитницы «Вясны» Марфы Рабковой.
«Когда она выйдет, она сама расскажет об этом. Но то, что пережила она, не пережила ни одна из политзаключенных женщин. И она была первой, и сидит дольше других женщин. После ее опыта, на мой взгляд, никто не может жаловаться и говорить „мне было плохо“», — замечает Луцкина.
Утрата идентичности
Женщины, которые освобождаются из мест лишения свободы, рассказывают о трудностях с доступом к средствам гигиены, и не только к прокладкам или тампонам — иногда не выдают даже туалетную бумагу. Правозащитники и СМИ публиковали уже множество свидетельств об ограниченном доступе к душу, свежему воздуху в ИВС, СИЗО и колониях.
В отчете «Вясны» приводятся такие факты:
- «Мы просили дать нам прокладки, но нам не давали. Когда мы приехали с Окрестина, то у нас еще были месячные, а потом они исчезли где-то месяца на три от стресса. Также не выдавали нам и туалетную бумагу. Когда давали немного и мы просили снова, то сотрудники спрашивали: „Что вы там себе все трете?“»
- «Проблема для всех девушек была с прокладками. Их можно просить только у медицинского сотрудника… Могут дать только одну в день. Одной девушке не давали, поэтому она во время месячных пользовалась какой-то тряпкой, которую потом стирала в холодной воде и сушила».
- «Ей нужна была одна прокладка в час, условно. И ей не давали прокладок. И в какой-то день мы решили, чтобы она просто прошла — там с утра идет осмотр камеры, и мы выходим в коридор буквально на пару минут — и мы ей сказали, чтобы она ничего не подкладывала. И она прошлась и залила кровью весь коридор им. И только после этого нам дали пачку прокладок».
По словам правозащитников, документирующих пережитое политзаключенными женщинами, отсутствие средств гигиены, возможности помыться приводят к инфекциям, гинекологическим проблемам. Стресс ведет к сбою цикла или полной потере месячных. Это в том числе сильное психологическое потрясение для женщин за решеткой, так как они воспринимают это как потерю своей идентичности в связи с нарушением репродуктивной функции.
Условия «исправления» женщин в колониях
Женщин заставляют выполняют тяжелую, часто бессмысленную работу на холоде, в неудобной одежде, без возможности согреться, переодеться. Когда женщины попадают в колонии, у них забирают вещи, а взамен дают форменную одежду: розовое платье, зеленый костюм — пиджак и юбку, синюю телогрейку.
«Ты не можешь не надеть это. И ты не можешь допускать каких-то вольностей — например, надеть спортивные штаны под платье. Если сверху из-под платья выглядывает черный треугольник футболки или за рукав платья выступает ее рукав, может быть рапорт и лишение свидания или передачи. Я обрезала ножницами все, что могло выступать за платье. Чаще на такие вещи обращали внимание у политических, у обычных заключенных это могли и не „заметить“».
Ксения Луцкина отмечает, что мужчинам разрешают передавать в колонию больше одежды, чем женщинам:
«У нас две футболки, у мужчин — 10 с разной длиной рукавов. У них отдельно учитывается термобелье, у нас оно идет вместе с обычным. Мужчинам можно сшить форму по размеру для каждой колонии в минском ателье. А нам что выдали — кривое, косое, в том и ходи. Например, женщине с 40-м размером дают форму 56-го. И перешивать ее нельзя. И вопрос уже не в красоте, а в том, что задувает».
Зимой женщин до или после работы массово заставляют убирать снег. Его сначала счищают, а после выносят в сумках. Если лопатой невозможно расчистить снег, то заключенные ведрами носят кипяток, чтобы его растопить, а потом снежную кашу сгребают в ведра и выносят. После чистки снега у женщин нет возможности просушить свои вещи, они могут весь день ходить в мокрой одежде или обуви, говорят правозащитники.
Здоровье за решеткой
Если человек попадает за решетку, его родственникам нужно очень быстро собрать все медицинские документы, подтверждающие наличие у него какой-то болезни, говорит Ксения Луцкина. Сделать это нужно потому, что ни в СИЗО, ни в колонии заключенному не будут верить на слово, что у него есть какие-то проблемы со здоровьем.
«У меня все эпикризы и выписки по моему состоянию были дома. Наверное, это спасло мне жизнь. Знаю, что поликлиники просто так не дают родственникам на руки документы, нужно подключать адвоката, и это может быть долго», — говорит Ксения.
В пенитенциарных учреждениях заключенных проверяют на симуляцию, и это, наверное, имеет смысл, так как «зеки любят симулировать», отмечает Луцкина.
«Когда я сказала о своем диагнозе, врач спросил: „А чем докажете?“ Я первый раз была в ситуации, когда мне не верили. Через некоторое время я поняла, почему не верят. Поэтому необходимо иметь подтверждение заболевания, иначе будет очень сложно».
Обнимешь — донесут за «лесбийские отношения»
Кроме физического здоровья, очень непросто в местах заключения сохранить психологическое. Яна Журавлева рассказывает, что пыталась держать себя в руках, а также обращала внимание на других, и когда какая-то женщина начинала скучать, Яна стремилась отвлечь ее внимание, попить вместе чаю, пообщаться.
Очень тяжело переживается отсутствие писем.
«Если долго не приходит письмо, ты успеваешь всех похоронить, прожить все худшие сценарии. Еще хуже, когда ты звонишь, и тебе не отвечают. Мне запомнилось, как одной женщине мама по телефону сообщила, что у нее умер папа. Это было страшно. Человек начал кричать, в этом крике было столько боли. И ей не дали ни больничный, ничего, только какие-то успокоительные. Она была как в воду опущенная несколько недель», — вспоминает Яна.
В целом же, говорит политзаключенная, в колонии нет возможности побыть один на один с собой, поплакать. Кроме того, прежде чем поддержать другую женщину, обнять ее, несколько раз подумаешь, ведь кто-то может донести администрации, что у вас «лесбийские отношения».
«После освобождения я спала по 12−14 часов, а также плакала над любыми мелочами», — отмечает Яна.
«Твой ребенок вырастет и не узнает тебя»
Особый вид пыток женщин в местах лишения свободы — шантаж детьми, угрозы забрать ребенка в детский дом, запретить свидания с семьей, поставить семью на учет. Страшно звучат слова «Будешь сидеть столько, что твой ребенок вырастет без тебя и тебя не узнает» — это очень сильно влияет на эмоциональное состояние женщин, отмечают правозащитники.
Ксения Луцкина говорит, что постоянно слышала во время допросов, что ее лишат родительских прав.
«Это был сильный инструмент манипуляции, и это была причина, по которой я признала вину», — говорит журналистка.
Ксению лишали писем от сына.
«В мой второй Новый год в СИЗО — 2022-й — я получила много детских открыток, и ни одной от своего ребенка. Потом я получала много детских писем, но ни одного от своего сына. Мне отказывали в свиданиях и говорили: „Дети не должны видеть родителей в таких местах“», — рассказывает бывшая политзаключенная.
Первый раз после задержания Ксения увидела сына только спустя полтора года, а обнять смогла его через 2,5 года.
«Когда я вышла, он был выше меня. Мои четыре года отсутствия очень заметны. Это украденные годы детства моего ребенка. Он стал очень взрослым. У меня было много материнских страхов, но, к счастью, мой сын всегда понимал, что происходит, я никогда не была для него преступницей», — говорит Луцкина.
